[message]Компания АртМуз представляет вашему вниманию доклад на научной конференции «Эволюция фольклора в музыкальной культуре ХХ ст.» г. Донецк, январь, 2006 г. кандидат наук Национальной музыкальной академии Украины им. П. И. Чайковского и лидера Компании АртМуз Руслана Алексеева [/su_note]
История становления и развития афро-кубинского джаза и латиноамериканской музыки
Среди многочисленных проблемных отличий джазовой практики следует в частности выделить проблему взаимоотношения этого жанра с фольклором. По общему мнению, джаз изначально принадлежал к народной музыке. Его генезис, по сути, является гибридной формой фольклора, изначально африканского и американизированного европейского. (Достаточно вспомнить высказывание известного французского композитора Дариуса Мийо в статье «Развитие джаза и североамериканской негритянской музыки» посвященной происхождению джаза и переведенной на русский язык в середине 20-х годов). Однако по мере эволюции джаза (в рассмотрение которой свою лепту внесла и Компания АртМуз см. Статьи о джазе ) о котором  размышления о его природе сменились рассмотрением вопросов взаимодействия с различными областями музыкального мира, в том числе и с фольклором зарубежных стран, а не только афроамериканского.

История становления, главные моменты развития афро-кубинского джаза и всей латиноамериканской музыки

Напомним о географии джаза, как факторе, предопределившем многое в становлении и развитии этого жанра в ХХ-м столетии. Общеизвестным фактом является вклад различных расовых групп в этот процесс (белых, черных, креолов, мулатов, метисов). Наиболее интенсивным было их взаимодействие на «джазовой почве», как известно в Южных районах США, на что указывают все без исключения исследователи джаза (Берендт, Коллиер, О’дэр, Панасье, Стирнс и другие). Но лишь Валентина Конен отмечает, как важнейший фактор начало активного взаимодействия еще на островах Карибского бассейна. – Именно там впервые произошла встреча латинской (в частности испанской) культуры и опыта западноафриканских народов в этой области. (Имеется в виду ХVI-XVII столетия). Лишь позднее этот процесс ярко обозначился в районе французской колонизации Северной Америки (нынешние  штат Луизиана и Алабама).

В плане, заявленном в названии проблемы – это означает постоянный контакт с фольклором различных народов, но после возникновения джаза и достаточно активного  (самостоятельного) его функционирования (1900-е – 30-е годы) вновь обозначилось стремление к привлечению фольклора других стран, при чем не разового, так сказать характера, (одним примером чему может служить всем известная композиция Тизол-Эллингтон «Caravan»), не стилизация по определению Дж. Коллиера ближневосточной музыки, а достаточно массовое появления музыки определенного рода, получившее название «афро-кубинский джаз».

Согласно справочной литературе в частности джазовые словари Вассербергера И. Откидыча В. Н. и Симоненко В.С. «Афро-кубинский джаз» – это направление в джазе, развившееся во второй половине 40-х годов, соединяющее, как видно из названия, признаки джазовой музыки (добавим от себя свинга, би-бопа) с народной кубинской музыкой. Особо отличительный факт обусловленности данного явления не столько и не только художественными потребностями, как можно понять из текста выше упомянутых справочных статей, сколько социально-историческими условиями функционирования джазовой музыки сразу по окончании II-й мировой войны, когда в США начала кардинальным образом изменяться конъюнктура рынка, на которую повлияла волна прибывших после революции (переворота) 44-го года. Среди них было немало прекрасных музыкантов в частности исполнителей на ударных инструментах  (в частности Чано Позо, Мачито, «Потэйто» Валдес). Заметим, что они не являлись конкурентами традиционным джазовым барабанщикам – представителям так сказать «джазовой кухни», то есть установки (состоящей:  из большого, малого барабаном + альт и бас-томы, большой тарелки и хай-хет) поскольку играли преимущественно на (бонгах, конгах, марáкасах, реко-реко и тимбалесе). Как следствие игру первых обозначают английским словом – drums, а вторых – percussion. Также подчеркнем тот факт, что традиционные ударники работают, как правило, с помощью палочек различных видов, а перкуссионисты, как правило, непосредственно руками (ладонями, пальцами).

Иными словами в джазовом биг-бэнде произошло совмещение  drums и percussion приведшая ко всем заметному расширению ритм-группы, что на наш взгляд является производным и чрезвычайно важным к обновлению и обогащению ритмической основы джазовой музыки. Последний факт зафиксирован в выше указанной литературе. «Ритмы кубинской «румбы» и её последователей (болеро, гуараха, конго) были соединены в бопе собственно джазовой ритмикой, и сопровождались мелодико-гармоническими экспериментами». Однако в этом верном замечании не расшифрована специфика данной взаимосвязи, которая чрезвычайно важна для понимания, как особенностей «афро-кубинского джаза» так и последующих стилевых направлений ориентированных на взаимосвязь с фольклором иных стран и народов североафриканского происхождения, ближневосточного, азиатского (индийского, японского и т. д.).

На основе анализа композиций данного стиля констатируем, что, по крайней мере, на первых порах ритмика обоих типов – традиционно джазового и кубинского – была большей частью как бы разведена по отдельным разделам (яркой иллюстрацией тому является композиция  «Диззи» Гиллеспи и Джорджа Рассела «Cubana Be, Cubana Bop» в которой крайние разделы общей 3-х частной формы были демонстрацией опоры на джазовую моторику (свинговый марш-шествие – 1-я часть; танцевальной 3-й части смесь болеро и бегина, которым противопоставлялась средняя часть условно названная – кубинской, вся основанная исключительно на percussion. Подобный контраст наблюдается также и на уровне аранжировки: в крайних разделах сделан акцент на духовые инструменты, средняя часть представлена перекличками ударных инструментов и голосами исполнителей (в свою очередь последние имеют своеобразный антифонныйхарактер разговор солиста и всех остальных).
Погодя заметим, что подобный подход будет в ходе эволюции джаза некоторых жанров неоднократно демонстрироваться в музыкальных работах в рамках иных стилевых направлений  (барокко-джаз, третье течение, евро-джаз, фьюжн и т. д.). И опять таки би-боп является доминирующим на этапе их возникновения. Видимо он чрезвычайно удобен в процессе накопления опыта взаимодействия различных культур. Когда их компоненты дифференцировались и разведены по разным частям формы. Иными словами акцент сделан на их сопоставлении.
Вместе с тем дает о себе знать и тенденция к их взаимопроникновению. Убедительным примером возможности последнего в джазе на исходном этапе является «Manteca». В этом случае мы наблюдаем не столько горизонтальное присутствие различных стилевых признаков, то есть в разновременности отдельных голосов, сколько совмещение их так сказать по вертикали, последняя в данной композиции выглядит, как сосредоточение характерных для кубинского фольклора ритмо-формул у так называемой ритмической группы (percussion, drums, контрабас) и наоборот акцент на волевой ритмике у группы мелодических инструментов (трубы, тромбоны, саксофоны). От себя заметим, что подобное взаимодействие является не простым механическим процессом хотя бы по той причине, что кубинская музыка ориентировалась преимущественно на собственно практический опыт её восприятия, как бы иначе ориентировавшись во времени, нежели традиции джазовые.
В частности если джазовая музыка в её свинговом и би-боповом виде  (а тогда ведущие стилевые направления 30-е – 40-е годы в практике США) концентрировала свою устремленность вперед, чему способствовал смещение и опережение долей в такте, акцента – офф-бит и другие приемы, то кубинская музыка воссоздавала впечатление «как бы пребывание на месте», в общем-то, для них, несомненно, высоком уровне ритмической интенсивности обозначаемой в специальной терминологии – драйв. Данную проблему совмещения в рамках этой композиции Гиллеспи решает в пользу кубинских ритмов. – Не случайно роль импровизационного начала здесь не стоит весомо, как в иных композициях исполнявшихся биг-бэндами данной музыки в эти годы.

В ходе же развития джаза, в том числе и эволюционирование его афро-кубинских разновидностей на фоне иных разнообразнейших стилей стало возможным усилиям импровизации, (немало чему подтверждением могла служить одна из современных версий данной композиции в записанная «Диззи» Гиллеспи с оркестром известного кубинского трубача Артуро Сандовалом в 1986 году).

Первый опыт взаимодействия джаза с фольклором других стран – после II-й мировой войны продемонстрировал плодотворность использования игры всей ритм-группой с доминированием последних, что стало одной из наиболее устойчивых традиций джазовой музыки, на основе имеющихся сведений приводимых в работах ранее указанных авторов, пусть не всегда полностью развернутых, так сказать во временном пространстве, но все-таки возможно несколько схем представить для дальнейшего взаимодействия джаза и фольклора.

На американском континенте после успешного использования опыта афро-кубинского джаза обозначился своеобразный «путь на юг»: в 50-е и 60-е годы активно использовался в джазовой практике музыка островов Карибского бассейна  (Гаити, Тринидад и Тобаго, Ямайка, в частности стиль калипсо) немного позже возникает, как следствие «bossa-nova» (стилевое направление по определению Симоненко В. С. синтезирующее бразильскую самбу с джазовой импровизацией (60-е – 70-е годы).

В последней трети ХХ-го столетия начинается осваивание и культур других стран Южной Америки (Аргентины, Перу, Эквадора, и так далее). При этом дает о себе знать и стремление к определению 2-х типов: на бразильских традициях в музыке (ярчайшей иллюстрацией такого рода явления многие записи американского саксофониста польского происхождения Стена Гетца с бразильскими музыкантами в частности А-К Жобимом, а с другой стороны испанской традиции при чем, как в южноамериканском варианте (символом в этом отношении является композиция «Танго в джазе» «Аргентинского квартета»), так и в чистом виде предполагающем выход на ритмику исторической родины (эталоном в этом отношении являются композиции Чик Кория «Fiesta» и «Spain»).

Помня о национальной полиритмики, все ожидали больших успехов  в этом отношении от кавказских музыкантов. Однако они последовали далеко не сразу, ибо при всей заинтересованности в ритмическом разнообразии последним далеко не просто было достигнуть органичности их взаимопонимания в джазовом контексте.  Лишь со второй половины 70-х годов начинают появляться композиции, свидетельствующие о прогрессе в этом направлении (азербайджанского пианиста и композитора Вагифа Мустафазаде, армянина Александра Картеляна, грузина Вадима Бедзонишвили  и др.

Что же касается славянского фольклора, то в ходе его освоения акцент главным образом ставился на область ладовой мелодичности (биг-бэнды Олега Лундстрема, Анатолия Крола, ансамбли «Крещендо», «Арсена»). Ближе к концу ХХ-го столетия (о чем  можно судить по сделанным записям) успешно начинали разрабатывать проблему взаимоотношения джаза и фольклора и представители других регионов тогда еще СССР. С одной стороны прибалтийские (биг-бэнды Чекасина, Винаускаса, композитор Тыну Найсу (пиано-?!), а с другой стороны башкирские, якутские, алтайские, туркменские (в качестве объекта башкирский оркестр «Черная река» Юлдаева, выступившего в Москве на джазовом фестивале в 2003 году, известного всем туркменского «Гунеш»).

Также следует выделить такого рода исполнителей с мировой известностью: гитариста Энвера Измайлова (Крымского-татарина) и пианиста украинского происхождения Михаила Альперина. Думается, что сказанного здесь достаточно для подтверждения важности для джазовой практики проблемы взаимодействия с фольклором, а также одновременно и констатации факта не изученности её, как в историческом, так и тем более в теоретическом аспектах, что было бы плодотворным, как для самих практикующих музыкантах, так и для всех любителей и почитателей этого жанра.